Перевал Кара-Сарык бывает открыт для перехода лишь в июне месяце, тем не менее отряд Дутова сумел преодолеть его сравнительно благополучно за четверо суток и был интернирован в долине реки Бортала в 5 верстах от Джимпаня. По всей видимости, дутовцы провели в лагере около месяца. Здесь Дутов издал приказ, разрешавший всем желающим вернуться в Россию. Была объявлена двухдневная запись, причем набралось 240 человек, которые 5 мая уехали домой (у И.И. Серебренникова ошибочно – 6 мая). Проводы сопровождались молебном перед Табынской иконой. Дутов уезжавшим посоветовал не предавать тех, кто остался в Китае2207.
Не вполне ясна нестыковка в хронике событий. С одной стороны, известно, что проводы возвращавшихся проходили на реке Бортала 5 мая, но, с другой, уже 2 мая атаман и верные ему казаки остановились на жительство в городе Суйдин Илийского округа Синьцзянской провинции, в 40 верстах от Кульджи (центра Илийского округа), как было указано китайскими властями. Ответить на этот вопрос пока сложно. «Так мы добрались до Джампаня, а потом и до Суйдуна. Просьба уйти в Чугучак была не уважена, да мы бы и не дошли – не было сил. К тому же китайцы врали, что Ваш (Бакича. – А. Г.) отряд весь разбежался… Результат – пришли в Суйдун пешком, кое-как дотащили половину лошадей. Я, имея всего-навсего 140 000 рублей сибирских денег, конечно, не могу себе позволить никаких, даже элементарных, удобств, не имея ни одного колеса, ни денег, ни вещей, – поддерживать свой атаманский престиж трудно», – писал Дутов Бакичу2208.
По донесению советской агентуры, после перехода границы «настроение большинства белых здесь (в Синьцзяне. – А. Г.) во всяком случае не воинственное. Если бы они знали истинное положение в Советской России, то безусловно многие не замедлили бы выехать туда. Большинство их не едут, опасаясь мобилизации. Они так утомлены войной, так разбиты нравственно сознанием бесцельности тех мучений, которые они приняли сами и причинили другим, что их пугает перспектива снова взяться за оружие с какими бы ни было целями. Им нужен отдых и только отдых…»2209.
В Суйдине дутовцам было предложено разместиться в казармах русского консульства, рядом с которыми имелся небольшой участок земли. Однако часть казарм была занята китайскими солдатами, остающиеся же помещения были недостаточны для отряда, в связи с чем Дутов оставил в казармах лишь часть офицеров и казаков, а остальные были размещены в землянках. Сам атаман снял себе две комнаты в городе2210. Сохранилось описание квартиры Дутова, на которой он был впоследствии убит: «Это была небольшая, в две маленьких комнаты, разделенных сенями, глинобитная сартовская сакля, но с деревянными полами и с самой примитивной туземной обстановкой. Одна комната была спальней и столовой атамана, а во второй помещалась его канцелярия, и там же спал Н.В. Дутов2211. В весьма небольшом дворе находилась еще однокомнатная сакля, в которой помещались два фельдъегеря атамана и его вестовые. Рядом стоял навес, под которым находились две лошади Александра Ильича»2212.
Имеется еще одно свидетельство об исходе Дутова в Китай. Его автор, войсковой старшина Оренбургского казачьего войска Савич, прошел вместе с атаманом весь путь от Атбасара и Кокчетава до Суйдина. Он вспоминал:
«По степям, по пескам, бездорожьем, глубокой осенью, под натиском красных полчищ, отходили уцелевшие остатки войск атамана Дутова. Казаки на конях, а раненые, больные и семьи – в телегах и повозках. В особой каретке, о двух конях, шествовала Святыня Оренбургского Войска – большая Табынская икона Пресв[ятой] Богородицы. Пути-дороги и переживания отходивших за иные границы известны по трудам летописцев, но об оренбуржцах было мало сведений, а поход их назывался голодным и тяжким. Кочевники угнали в глубь степей свои стада. Питаться приходилось большей частью затирухой из муки, и немало осталось могильных бугорков без крестов, для которых не было дерева.
Миновали городки: Иргиз, Тургай, Атбасар, Кокчетав, Акмолы, Каркаралы2213, Сергиополь и подошли к Лепсинску, в котором пришлось оставить весь обоз и часть коней, и, неся на руках икону, а раненых и больных на носилках, начали подниматься по снежным крутизнам Алатау к перевалу Кара-Сарык. Были случаи, когда кони срывались с тропинок в глубины снегов, откуда их нельзя было вытащить. Добравшись до высшей точки, где почти постоянно бывают снежные бураны, мы начали спуск с гор, и вскоре обрадовала нас зелень травы и кустов, и чем ниже, тем больше чувствовалась весна. И стали мы лагерем на берегу горной речки Барталы, и была Страстная Седмица, и приказал атаман построить из зелени кущу для иконы, пред которой и пели мы Пасху, а вокруг стояли конные степняки, понимали, видно, что мы благодарим Бога, и потчевали нас вынимаемыми из-за пазух горячими лепешками.
Прибежали вооруженные китайские солдаты, впереди которых верхом на низенькой лошадке трусил офицер в погонах, при сабельке, но сошел с коняшки, снял котелок, поклонился всем, поздравил с прибытием и предложил сдать оружие и следовать в недалекий городок. На голове этого офицера вместо военного убора был штатский котелок.
Прочитав нам большой папирус с приветствием от своего правительства, скомандовал своим солдатам, которые были одеты в штаны и куртки, а на плечах их были кофты с[о] многими иероглифами, на головах их тюбетейки, из-под которых на спины свисали заплетенные косы, а ружья у них были самые разнокалиберные и… солдаты побежали вслед за своим офицером.
Тронулись и мы в недалекую дорогу и прибыли в городок Суидун (так в документе. – А. Г.) и расположились в мазанках, где раньше стояла русская охрана нашего консульства. Атаману отвели особую квартирку, и при нем было несколько вооруженных казаков-стариков. Наступил полнейший отдых и покой, и прекрасное питание, и весна, и уверенность, что нас здесь никто не достанет – за границей, за снежными крутизнами, да кроме этого, близ нас была казарма китайских солдат, у которых шла усиленная муштровка, больше, правда, с шагистикой и построением каре, когда передняя линия солдат для отражения противника стреляла лежа на земле, вторая с колена, а третья стоя, потом солдаты уходили в казармы и был покой, и часовой ставил свое ружье у стены, а сам играл с мальчишками в бабки или в чехарду. Но все-таки нельзя было не думать и не вести беседы о нашем дальнейшем. Большинство из нас горело желанием как можно скорее добраться к мудрейшему генералу Дитерихсу в Приморье.
Слышно было и о Врангеле, и потянуло меня именно к нему. Сотник атамана Анненкова ИД. Козлов одобрил мой план и готов быть со мною, а я порадовался такому спутнику, который знал местные языки. Доложил я о своих планах атаману Дутову, который мысль мою одобрил и направил мою просьбу в наше консульство, где сейчас же снабдили нас удостоверениями личности, посоветовали взять с собой в дорогу запас медикаментов, которые нужны будут и нам самим и [тем,] кто будет нуждаться в лечении. Выдали нам по десятку долларов и сказали, чтобы послезавтра мы были бы на окраине города, откуда уходит груженый верблюжий караван, следующий в город Кучар. Явились мы с сотником к атаману Дутову, передавшему нам словесные поручения к генералу Врангелю, прибавив в нашу казну еще по десятке долларов и пожелав нам счастливого пути. Испросили мы благословения у Пресвятой Девы, распрощались с друзьями, уложили свои нехитрые пожитки в небольшие мешочки и в указанное время явились к старшему каравана, который уже был предуведомлен консульством и встретил нас как родных…»2214
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});